Ложные ценности иллюзорной свободы

Окружающую действительность мы видели и воспринимали по-разному и потому, сейчас глядели друг на друга как на объёмное изображение, произведение искусства, которого не понимали, или не хотели понимать.

Оппоненты были представителями либеральной прослойки, вечно трепещущих перед достижениями Западного мира и упорно не замечающих успехов своей Родины. Впрочем, считали ли они Россию своей родиной, это был вопрос. Запад — это «золотой город», а Западные ценности, идеи, образ мышления — были для них наподобие Священного писания с неоспоримыми истинами, вышитыми золотыми нитями.

Меня всегда удивлял тот живой соблазн разрушения, переделывания собственного уклада, морали, традиций, исторически сложившихся в русском обществе, который прямо обжигал их пламенные, зараженные западной «свободой и демократией» сердца. Дай им волю, они снесут всё под чистую. Всё, что веками складывалось и копилось. Всё, что формирует нашу культурною обособленность. Всё, что мы называем «наше». Но у них «наше» — это атавизм, стариковщина, когда весь прогрессивный мир движется к общности, мы замыкаемся в этом «нашем», они говорят — мы застряли в грязи и буксуем на месте, обрызгивая той самой грязью их светлую, неоспоримую истину.

— «Россия должна стать на путь реформ, изменить свою позицию, мы должны говорить с другими, искать компромисс. Нам нужно договариваться» — сообщает юный, гладко причесанный, худощавого телосложения «политэксперт, блогер, гражданский активист», как написано у него на табличке. Меня всегда умиляли эти банальные, туманные и ни к чему не обязывающие выражения. Почему-то либералы под реформами и под компромиссами всегда понимали уступки Западу. Много уступаешь — ты хороший реформатор! Сдаёшь национальные интересы, выставляешь государство на аукцион — ты просто гений реформирования. Западный мир будет возносить тебя и писать в своих газетах о твоей великой миссии по продвижению их священных идей. Ты будешь их национальным любимчиком, с тобою будут фотографироваться, брать интервью, приглашать в эфир на национальные телеканалы, дабы ты мог рассказать там о демократических чаяниях народа той страны, которая стонет под жестким гнётом царя, да-да, именно царя (потому, что так их обывателю легче и привычнее рисовать Россию в своём воображении). Ты будешь утверждать, что русские нуждаются в помощи и просвещении, выпрашивать деньги, а они с радостью выделят их на такое благое дело и даже, может быть, присвоят тебе какой-нибудь орден «за вклад в развитие мировой демократии». А сколько раз в их разговоре звучит «Россия должна». Кому должна? За что должна? Почему должна? И почему должна именно Россия им, а не они России? Но видимо, эти вопросы волнуют только консервативно настроенных сограждан, а у либералов, в этом контексте, даже и мысли не возникает, наверное.

— Все ведущие страны — продолжал юный политэксперт — поощряют индивидуальные устремления, свободу личности. В Европе с детства приучают к тому, чтобы человек не стыдился проявить себя именно таким, каким он есть и хочет быть. Что он не должен быть похожим, скопированным с остальных. Что как раз его непохожесть и является ценностью. В Советском Союзе всех загоняли в определённые рамки, детей гнали в пионеры, в комсомол, где все и всё было одинаково. Взрослому населению навязывался образ безропотного трудяги, строителя коммунизма без особых стремлений, желаний, без амбиций. Все были серы как мыши — идеальное общество для того, чтобы им управлять. Потребностей минимум, сплошное равенство, точнее уравнивание, а если хочешь быть не таким — то ты пособник капиталистов, предатель интересов общества, чужеродный элемент. Потому Союз и распался, что с падением «железного занавеса» люди увидели другую жизнь, разную.

— В начале 90-х годов пришла та другая, разная жизнь — начал Я. Вам она понравилась? Плоды этой жизни мы пожинаем до сих пор! Общество не было готово к столь резкой смене модели социального устройства — это как посадить картошку и через неделю начать её копать, в надежде получить богатый урожай, только откуда ему взяться? На счет пионеров, комсомольцев и той идеи, которая их объединяла, а по Вашему, делала безликими, одинаковыми, скажу следующее — у них были идеалы, примеры для подражания, чувство сопричастности к чему-то огромному, непостижимому, к своей истории, к строительству своего будущего. Вам сказать об уровне преступности, наркомании, алкоголизма среди подростков в Советском Союзе и в современной России? Сравнение будет явно не в пользу современности. Вот Вы говорите о том, что непохожесть там является ценностью, но разве у нас государство как-то ограничивает те свободы, о которых Вы упоминаете? Я не вижу, чтобы где-то системно и целенаправленно ущемлялись конституционные права человека. А вот что касается непохожести, то это понятие абстрактное и довольно противоречивое. Как угадывать те грани, где непохожесть является конструктивной для социума, а где нет? Вот, например, творческие люди в какой-то степени не похожи на других, они могут быть странными, непонятными, но их деятельность направлена на создание того продукта, которой мы называем искусством. Искусство многогранно, но оно полезно, даже если оно вызывает отвращение, порицание, что бывает, но оно расширяет восприятие — в этом и есть его польза. Хотя, не всякую творческую деятельность нужно гордо именовать искусством, ибо она этого «звания» не заслуживает. Но вернёмся к сути. Другое дело — непохожесть гомосексуалиста, транссексуала, педофила — эта непохожесть социально опасна, так как ведёт к морально-нравственному разложению общества, к его гибели. Так почему же государство должно поощрять саморазрушение, болезнь, которая его изматывает?

— Я так и знал, что Ваша сторона обязательно вспомнит о геях. А я считаю, что это личное дело каждого, где и с кем спать. Что, они не люди? Среди геев много талантливых людей приносящих пользу обществу. Те же люди искусства: Чайковский, Фредди Меркури, Элтон Джон, Рики Мартин имели нетрадиционную сексуальную ориентацию, и что? Вы упомянули о педофилах — это конечно плохо, неприемлемо, но не нужно бросаться в крайности и сгущать краски. Такая непохожесть там не приветствуется и как везде она регулируется законами государства.

— Нечего не имею против Чайковского и всех остальных, но лишь в том случае, если они не выставляются на показ и не посягают на то, чтобы считать себя, свой порок, свою болезнь, некой ценностью, с которой общество должно считаться. Точнее, считается то оно с нею уже давно, но не нужно требовать её принять, узаконить, уравнять. Почему Я, к примеру, должен молча мириться с тем, что меня раздражает, мириться с деградацией, с нравственным опустошением? Почему геи имеют право быть собой и требовать от других понимания и принятия их свободы выражения, а Я не имею этого права? Вот Я не хочу их видеть, слышать о них, мне это противно, и это моё право, так относитесь к нему с уважением!

Как по мне, так весь Ваш прогрессивный мир заигрался в толерантность и поощрение индивидуальных свобод. Под этим прикрытием взращиваются и развиваются самые низменные, развратные, эгоистические проявления. Идея то хороша, но вот её реализация… получается, что общество, как масса индивидуальностей, продуцирует собственные пороки и утопает в них. Я со своими убеждениями — это ценность! Я превыше всего! Стремление к удовлетворению и ублажению этого «Я» становится незаменимым атрибутом свободы в их понимании. Сегодня разрешили однополые браки, в Европейских школах помимо туалетов для мальчиков и девочек появились отдельные, для третьего пола. Вы только вдумайтесь! Чего же тогда ожидать от завтрашнего дня? Разрешения половых связей с животными, с детьми? Убийство по согласию? Каннибализм по нотариальному завещанию? Только пропишут некие нормы, чтобы придать этому Содому цивилизованный вид, что, мол, всё в рамках права и регулируется государством. Все вокруг будут повторять эту мантру — Я есть ценность и имею право. Но разве это свобода на самом деле? Нет, это лишь иллюзия для отвлечения масс от реальных и действительно значимых дел, событий! Вот вы говорили о Советском Союзе, как там формировалось некая идея для манипуляции обществом, а здесь Вы не видите эту манипуляцию? Под лозунгом «свободного самовыражения», в попытке сделать всех разными, оригинальными, Западный мир действует намного грубее и превращает этот парад разностей в сплошную деградирующую субстанцию совершенно одинаковых, совершенно типичных индивидов, но глубоко убеждённых в своей непохожести. Разве можно назвать такую «свободу» ценностью? Может ли быть ценностью то, что идет против законов мироздания, против сложившегося порядка вещей, против самой природы, против Бога?

— И на этой мысли мы пока сделаем паузу — сказал ведущий. Смотрите нас после короткой рекламы. Не переключайтесь!

©Алексей Харламов